Вадик Мазитов — один из немногих рок-музыкантов Приангарья всесоюзного (всероссийкого) уровня. Родился в Иркутске в 1960 году. Окончил физико-математический факультет ИГУ. Работал ассистентом на кафедре теоретической механики ИПИ, инженером ВЦ Академии наук, старшим научным сотрудником лаборатории физико-магнитных явлений, корреспондентом газеты "Версия". Но его творческим амплуа всегда была рок-музыка. Мазитов — одна из культовых фигур иркутского андеграунда, лидер группы "[[Принцип неопределенности]]". В 1992 году "Принцип" долгое время удерживал первое место в хит- параде радио России. Клип Мазитова, снятый Юрием Дорохиным, "[[Долина тысячи дождей]]" занял шестое место во Всероссийском конкурсе видеоклипов. "Принцип неопределенности" выступал на рок-фестивале "Нэкс-стоп, рок-н-рол", "Рок-Азия-90", "Индюки-91", на многих сибирских рок-акциях. Скончался в 1999 году.

 

Провинциальный музыкант Вадим Мазитов…

Он говорил: «Моя жизнь — вот мое хобби». Он родился в Иркутске 8 апреля 1960 года. Увлекаться роком стал в 15 лет, играл в школьной группе. Потом Вадим поступил на физико-математический факультет ИГУ. Там Мазик — так ласково и дружески называли Вадима Мазитова в рокерской среде — примкнул к университетской команде, но ненадолго. Вскоре создал свою. Название первой группы было «АЗ 216» — актовый зал 216 физического факультета ИГУ. Играли на вечерах, танцах. Окончив университет, Мазитов успел даже поработать старшим научным сотрудником лаборатории физики магнитных явлений и корреспондентом газеты «Версия».

 

— Это был очень образованный человек, — рассказывает барабанщик, игравший в «Принципе неопределенности» Михаил Таборов. — У него была феноменальная память.

 

О способности Мазитова запоминать то, что ему приглянулось, среди друзей музыканта даже ходят легенды. Вадим мог наизусть декламировать не просто стихотворения, а даже монологи и несколько страниц книги.

 

Первая по-настоящему известная группа образовалась уже на базе пединститута. После долгих размышлений и даже вытягивания бумажек из шляпы группу решили назвать «Берег». Она и стала впоследствии известным на всю страну «Принципом неопределенности».

 

— Я даже помню то время, когда на стенах домов в Иркутске наряду с такими надписями, как «Кино», «Крематорий», «Металлика», писали «Принцип неопределенности», — рассказал гитарист Евгений Паньков, который работал с Мазитовым в последний год перед смертью Вадима. — Я тогда, читая эти надписи, и подумать не мог, что буду играть в этой группе.

 

Стихи к своим песням Мазитов писал быстро, можно даже сказать — стремительно. Они сами приходили ему в голову — главным было успеть записать. Но после того как мысли оформлялись на бумаге, солист еще долго на репетициях оттачивал каждое слово.

 

 

По словам Евгения Панькова, Мазитов, вообще относился к музыке ответственно: ему важно было, что он играет, как он играет и с кем. Музыкантов в свою группу он выбирал не методом кастинга или испытательного срока, а долго присматривался со стороны, как человек играет, какой он… Только потом звал к себе в группу, но звал уже навсегда.- Он не пел песни до тех пор, пока точно не подбирал слова и не отшлифовывал их как следует, — рассказывает Владимир Грицина — он был администратором группы «Принцип неопределенности». — Иногда тех, кто работал с ним на репетициях, это раздражало — им сложно было играть, когда не слышно слов. Но, что удивительно, в ответственные моменты он всегда собирался, и репетиции перед концертами проходили на высоком уровне.

 

— Когда я пришел в группу, мне было примерно 23-24 года. Вадим читал нам что-то типа лекций, — рассказывает Евгений Паньков. — Это не были лекции в том смысле, в котором мы привыкли понимать это слово. Перед нами был образованный собеседник, который не показывал вида, что он выше нас не на одну ступень. И они не обязательно должны были касаться музыки. Отчетливо помню наш с ним разговор про фильмы ужасов, которые, кстати, Вадим очень любил.

 

Эта манера вести себя проявлялась и в творчестве. Он никогда не считал себя гитаристом-виртуозом и говорил: «Моя музыка проста, ничего удивительного в ней нет». Но у людей складывалось совсем другое мнение. Мазитов стал одной из культовых фигур иркутского рока. Группа выступала на одной сцене с Борисом Гребенщиковым, «Крематорием», «Кино». В 1992 году своей песней «Жандармерия» «Принцип» долгое время удерживал первое место в хит-параде радио России, а клип на песню «Долина тысячи дождей», снятый иркутским режиссером Юрием Дорохиным занял 6-е место во Всероссийском конкурсе видеоклипов, несмотря на то что особых приспособлений для съемок не было. «Принцип неопределенности» стал единственной иркутской группой, которую внесли в энциклопедию русского рока — «100 магнитоальбомов советского рока».

 

После такого подъема в масштабе страны его не раз звали в Москву, но он всегда отвечал:

 

— Я никуда не хочу уехать. Даже если мне в Москве будут созданы все условия для творчества, я не смогу написать там ни строчки. Я подпитываюсь от провинциальной жизни и провинциальной энергетики, — говорил он.

 

Его смерть 18 октября 1999 года для всех стала неожиданностью.

 

— Мы только собрали часовой материал для нового альбома, — рассказывает Евгений Паньков. — Искали возможности его записать. И тут как гром среди ясного неба.

 

С того самого года друзья-музыканты не забывают Мазитова и ездят к нему на могилу два раза в год — в день рождения и в день смерти. Не забыл своего друга и Армен Григорян из «Крематория», который также, если приезжает в Иркутск, обязательно заезжает на Ново-Ленинское кладбище к Мазику.

 

Автор: Ирина Бутакова. Источник: "Комсомольская правда — Байкал", 2011

 

 

Блюз с берегов Ангары

Лидер иркутской группы «Принцип неопределенности» Вадим Мазитов ничем не напоминает рок-музыканта. Физик по образованию, он после окончания университета работал журналистом в местной газете «Версия», слыл экспертом по банковскому делу, собирал модели самолетов, весьма прилично играл на скрипке и любил слушать музыку Гайдна, Шнитке и Губайдулиной. Единственное, что выдавало рокерские симпатии Мазитова, — небольшой плакат с изображением легендарного английского музыканта над письменным столом. Как и Эрик Клэптон, Вадим Мазитов играет на гитаре блюз.

 

Невысокий и слегка угловатый Мазитов начал исполнять блюзы в конце 80-х. Программа создавалась на стихи  духовно близких Вадиму поэтов: Саши Черного, Эдгара По, Игоря Иртеньева.

Рок-аккомпанемент подобной лирики первоначально носил подражательный характер и был основан на наиболее известных блюзовых стандартах. К примеру, в одном из куплетов «Эльдорадоблюз» Вадим переходил на английский, интонационно подражая великому Луи Армстронгу.

К 89-му году его первая группа распалась, а Мазитов начал писать собственные композиции. Перед премьерой кинофильма «Асса» он вышел на сцену и высоким голосом спел под акустическую гитару: «Мы непорочные буквы лепили в строку/Чтобы кто-то сумел прочитать после нас/Чтобы кто-то увидел в игре наших слов/ Имена наших дней, имена наших дней».

Песня сопровождалась неторопливым, слегка затянутым гитарным соло — без ложной пронзительности, но выворачивающим наизнанку всю душу. Здесь не было ни одной лишней ноты, и все звучало на редкость цельно. Было очевидно, что этот угрюмый человек на сцене действительно чувствовал, что такое блюз. Не так давно у него повесился близкий друг, а еще один из приятелей «сгорел на водке». Сам Мазитов в тот период много пил. Привычный мир рушился на глазах, и поводов для оптимизма было не много.

…Из огромного багажа своих научных познаний Мазитов взял в качестве фундамента грядущей идеологии высказывание немецкого физика Вернера Гейзенберга: «Знаем, что искать, но не знаем, с кем. Знаем, что и с кем, но не знаем, сколько. Знаем сколько и чего, но не знаем, с кем». Заменив в этом извилистом постулате слово «искать» на «играть», Вадим сформулировал для себя и окружающих тот самый пресловутый принцип неопределенности.

 

Вадиму вот-вот исполнится тридцать, но он с блеском в оживших глазах репетирует с подростками лет на двенадцать моложе его. Ребята Мазитову попались как на подбор. Басист Дима Розенцвейг заканчивал училище искусств и собирался поступать в Новосибирскую консерваторию по классу контрабаса. Он одинаково легко исполнял и блюз, и фанк, и реггей, образовав удачный тандем с барабанщиком Андреем Поповым. На клавишах, флейте и трубе играл мультиинструменталист Антон Тихонов. Сын профессионального виолончелиста, он со временем стал вторым (после Мазитова) аранжировщиком в группе.

 

Вскоре «Принцип неопределенности» заставил говорить о себе за пределами Иркутска. Наконец-то в России, всю дорогу торчавшей на Led Zeppelin, Хендриксе и Клэптоне, появилась нормальная блюзовая команда, музыканты которой не только умели правильно извлекать ноты, но и привнесли с собой собственное видение мира и собственную боль. Они крайне удачно сыграли на крупных фестивалях в Новосибирске (Next Stop Rock’N’Roll) и Барнауле («Рок-Азия 90»), а дома выступили в серии совместных концертов с «Кино», «Крематорием», «Бригадой С», «ЧайФом» и «Аквариумом». Звук на концертах рулил Андрей Егурнов, которому впоследствии была посвящена композиция «Ответственный электрик».

 

 

…Со временем квартет п/у Мазитова становится чем-то большим, нежели очередной состав, играющий блюз. В репертуаре группы появляются номера-стилизации: джаз-рок («Полночное солнце»), ламбада («Кредо»), танго («Бубен шамана») и нечто среднее между вальсом и симфо-роком («Проблема пола»). Но основным коньком «Принципа неопределенности» по-прежнему остаются баллады и блюзы: «Я подожду и все к чертовой матери брошу и дико напьюсь/И запою нехороший придурошный блюз», — срывая и без того надорванный голос, пел Мазитов в «Сумасшедшем блюзе».

«Я никогда не считал себя блюзменом, — скромничает Вадим. — Тем более белым блюзменом, как меня называют в прессе. Я даже по паспорту татарин… Блюз для меня — это тоска, смурь, печаль, состояние души. Как говорят вфильме «Перекресток», «блюз — это когда от тебя уходит любимая женщина».

 

 

Все эти настроения «Принцип неопределенности» и отразил в своем единственном альбоме, представлявшем собой полтора часа мрачновато-исповедального рока в духе 60-70-х годов. В искренних и пронзительных композициях сквозила некая трудноопределимая, но несомненная связь с окружающим временем-пространством. Удаленность от шумных мегаполисов, бескрайние просторы, провинциально-неторопливый жизненный ритм не могли не наложить отпечаток на творчество Мазитова. Вряд ли жесткая и циничная Москва или флегматично-замкнутый Ленинград могли вдохновить на написание подобных песен. «И когда я шагну через реку, мне знать не дано/Я стараюсь держаться подальше от этой воды/Я бросаюсь в глубокий колодец на самое дно/Я увижу покой, я увижу сиянье звезды».

Необычные оттенки иркутским блюзам придавали труба и флейта Тихонова, а его клавишные россыпи напоминали то игру джазмена в баре, то искрометные вспышки импровизаций седого тапера в довоенном кинотеатре.

Гитарные партии Мазитова редко отклонялись от стандартных блюзовых гармоний, создавая неповторимый диалог с голосом. Украшением практически всех композиций стал болезненный вокал Вадима, певшего на альбоме «через не могу», перевязав горло толстым шерстяным шарфом. «Не защищал врагов, не завещал долгов/Все, что успел, — дожал, но даже пел — дрожал/Боялся быть собой, смеялся над судьбой…»

…Тот факт, что на альбоме удалось сохранить настроение и дух песен Мазитова, — немалая заслуга звукоинженера Славы Танкина. Вместо того чтобы купить двухкомнатную квартиру и уехать прочь от тещи, Танкин в свое время вложил заработанные деньги в японскую портостудию Yamaha и в несколько фирменных гитар.

 

Именно на аппаратуре Танкина, в крохотной студии гостиницы «Интурист», в феврале-марте 91-го года и происходила запись альбома «При попытке к бегству».

 

Слава Танкин выступал не только в роли продюсера и звукоинженера, но и сыграл ряд гитарных партий. «Танкин — единственный музыкант в Иркутске, который чувствует и понимает нашу музыку», — считает Мазитов. Слава действительно был человеком, который переживал за каждую записанную ноту, за каждый вздох в этой сессии, при любом неудачном дубле причитая, как курица над разбитым яйцом: «Все пропало, все погибло…» Волновался Танкин не зря. Поскольку использовать живые барабаны по соседству с ресторанной кухней и шныряющими туда-сюда официантами оказалось невозможно, все партии ударных были сыграны на ритм-боксе. Звук на альбоме тем не менее получился не электронным, а исконно блюзовым. Объяснить это метафизическое явление с точки зрения простой житейской логики не представляется возможным. 

 

 

…Буквально через месяц после записи группа выступала на фестивале альтернативного рока «Индюки-91». Позднее Мазитов признавался, что этот концерт в Москве стал одним из самых cильных впечатлений в его жизни.

 

«Замечательный вокалист Вадик Мазитов — невысокий, скрюченный, больной, но с высоким и чистым (с нужной долей наждачности) голосом, — писал о лидере «Принципа неопределенности» рок-критик Сергей Гурьев. -Типаж Чернецкого, только с креном не в трагизм, а в непреходящий мэйнстримообразный рок-свет. Там, где в нее верят изнутри, форма остается жива».

 

После триумфального выступления на «Индюках» и шумного успеха песни «Жандармерия» (первое место в радиопередаче «Тихий парад») Мазитов неоднократно получал деловые предложения переехать в Москву и «начать жизнь заново». Но на все подобные приглашения он отвечал отказом. «Я никуда не хочу отсюда уезжать, — говорит Вадим. — Даже если в Москве мне будут созданы все условия для творчества, я не смогу написать там ни строчки. Я подпитываюсь от провинциальной жизни и провинциальной энергетики. Нас здесь все знают, здесь мы все и сдохнем. Как наши прадеды, деды и отцы».

 

Автор: А. Кушнир. Источник: 100 магнитоальбомов советского рока

 

Хобби

Хобби Вадима Мазитова —  игрушечные модели самолетов. В его коллекцияи было более тридцати моделей.

 

 

Копипаста отсюда  - http://irkipedia.ru/content/mazitov_vadim_valerevich